– Возможно, ты прав, принц Корум. – Ралина указала ему на дверь. – Добро пожаловать, входи. Если ты болен, мы будем рады вылечить тебя.

Тень скользнула по лицу Корума, когда он следом за нею вошел в башню.

– Боюсь, мой недуг нельзя вылечить ничем, госпожа Ралина. Это недуг, свойственный мабденам. А вадхаги не знают от него лекарства.

– Ну что ж, – со странной легкостью сказала она, – может быть, нам, мабденам, все же удастся самим что-нибудь придумать.

Горькие чувства владели Корумом, когда он спускался следом за хозяйкой замка в жилые помещения. Осторожно коснувшись левой культей правого выжженного глаза, он тихо спросил:

– Разве сможете вы вернуть мне руку и глаз?

Ралина резко обернулась и застыла на ступеньке. Потом как-то странно посмотрела ему прямо в лицо и задумчиво проговорила:

– Кто знает? Возможно.

Совершенно очевидно, по меркам мабденов замок маркграфа считался бы верхом роскоши и чудес. Но Корума он поразил прежде всего своей изысканной простотой и приятной домашней атмосферой. Слуги отвели его в ванную, вымыли, натерли благовониями, и принц не противился. Когда ему предложили на выбор целый ворох одежд, он надел темно-синюю парчовую рубаху, расшитую голубым шелком, и полотняные коричневые штаны. Одежда оказалась весьма удобной и сидела великолепно.

– Это все из гардероба маркграфа, – застенчиво потупившись, сообщила Коруму юная служанка.

Никто из слуг не чувствовал себя свободно в его присутствии. Он догадывался, что отталкивает их нечто в его внешности, а потому попросил девушку:

– Не принесешь ли ты мне зеркало?

– О, конечно, господин мой, – кивнула она и исчезла за дверью.

Однако зеркало Коруму принесла сама маркграфиня. Впрочем, вручила его не сразу.

– Разве после пыток ты ни разу не видел своего лица? – спросила она.

Он покачал головой.

– Хорош ли ты был собою раньше?

– Не знаю.

Она окинула его откровенно оценивающим взглядом.

– Да, – молвила она наконец, – ты был очень хорош собой. – И протянула ему зеркало.

Лицо, которое он увидел, обрамляли все те же легкие светлые кудри, но само лицо больше не было юным. Ужас и страдания оставили на нем свой отпечаток: единственный глаз смотрел сурово, с холодным равнодушием, вокруг рта залегли жесткие складки… На месте второго глаза зияла страшноватого вида красная яма с неровными краями. Левую щеку украшал шрам, на шее виднелся другой… Лицо Корума по-прежнему было типичным лицом вадхага, но ни один вадхаг никогда не ведал ни такой боли, ни таких страстей, и теперь принца было почти невозможно узнать: его почти ангельский лик превратился теперь в лицо демона, чему немало поспособствовали раскаленное железо и острый кинжал Гландита-а-Крэ.

Корум молча вернул зеркало Ралине.

Задумчиво проведя здоровой рукой по шрамам, покрывавшим лицо и шею, он пробормотал:

– Если я и был когда-то красив, то теперь стал просто уродом.

Она пожала плечами:

– Я видывала и куда более страшные уродства.

И тут ярость и гнев с новой силой закипели в душе Корума; здоровый глаз его сверкнул, и он, потрясая культей, воскликнул:

– О да, и увидишь еще страшнее, когда я доберусь наконец до этого Гландита-а-Крэ!

Потрясенная, Ралина отпрянула от него, но тут же взяла себя в руки.

– Если ты даже не знал, что красив, и не был так уж тщеславен, то почему же твои увечья вызывают в душе твоей такую злобу?

– Мне очень нужны оба глаза и обе руки – чтобы убить Гландита и как следует рассмотреть, как он будет умирать. Иначе радость моя будет уменьшена наполовину!

– Ты говоришь, точно злой мальчишка, принц Корум! – упрекнула она его. – Твои слова недостойны вадхага. Что еще дурного сделал тебе этот Гландит?

Корум понял, что так и не успел толком рассказать ей о том, что случилось с вадхагами, а она, живя в столь уединенном замке, конечно же, не знает о резне, устроенной Гландитом.

– По его приказу были перебиты все вадхаги, – сказал Корум. – Гландит уничтожил мой народ, и сам я тоже непременно погиб бы, если б не твой друг, Великан из Лаара.

– Но как… как он это сделал?.. – Голос Ралины звучал чуть слышно. Она была потрясена до глубины души.

– Я же сказал: он последовательно умертвил всех людей моего племени.

– Но зачем? Разве вы воевали с этим Гландитом?

– Мы даже не знали о его существовании. Нам и в голову не приходило, что от мабденов нужно как-то обороняться. Они казались нам совсем дикими, неспособными нанести урон нашим неприступным замкам. Теперь все вадхаги, кроме меня, мертвы. И, насколько мне известно, большая часть нхадрагов тоже. Во всяком случае, те из них, кто не стал пресмыкаться перед убийцами и не превратился в их жалких рабов.

– Не те ли это мабдены, чей король называет себя Лайр-а-Брод из Каленвира?

– Те самые.

– Я и не предполагала, что они стали столь могущественны! Мне кажется, их основную силу теперь составляют наши старые враги, варвары на мохнатых пони. Именно они захватили тебя в плен… Но почему ты путешествовал один и оказался так далеко ото всех здешних замков вадхагов?

– А где их ближайший замок? – На какое-то мгновение в душе Корума встрепенулась надежда: что, если не все вадхаги погибли? Что, если здесь, на далеком западе, кто-то остался в живых? – Как он называется?

– То ли Эран… то ли Эрин… как-то так.

– Эрорн.

– Да. Кажется, именно Эрорн. До него отсюда примерно неделя пути.

– Неделя? Неужели так далеко? Стало быть, Великан из Лаара унес меня куда дальше, чем я предполагал… В замке, о котором ты говоришь, госпожа, я родился. Это мой дом. Мабдены уничтожили его у меня на глазах. И, как я теперь понимаю, мне потребуется значительно больше времени, чтобы вернуться туда и отыскать Гландита и его стаю убийц.

Корума вдруг охватило чувство чудовищного, абсолютно полного одиночества, дотоле ему неведомое. Он словно оказался в совершенно ином, чуждом ему мире. И в мире этом правили мабдены. Ах, сколь гордой была некогда раса вадхагов! И сколь неразумной. Если б только они хоть немного отвлеклись от своих высокоумных занятий, если бы просто посмотрели вокруг…

Корум опустил голову.

Ралина, прочитав, видимо, мысли несчастного принца, легонько коснулась его руки.

– Пойдем со мной, принц Корум. Тебе необходимо поесть.

Он покорно пошел за нею в столовую, где уже был накрыт стол на двоих. Здешняя пища – в основном фрукты и легкие блюда из съедобных водорослей, – значительно больше соответствовала вкусам Корума, чем то, что предлагали ему мабдены-крестьяне. Он вдруг почувствовал, что безумно голоден и смертельно устал. Душа его пребывала в смятении; единственное, в чем он по-прежнему был уверен, это ненависть к Гландиту и жажда мести. И эту месть он надеялся осуществить как можно скорее.